Эстер Браун - Агентство `Маленькая Леди`
Он улыбнулся, и у меня потеплело на сердце.
– Какой же я счастливый мужчина! Окружен такими роскошными дамами!
Действительно, все мы смотрелись шикарно, особенно мама, яркая блондинка. Она держалась почти так же невозмутимо, как Эмери, только своему спокойствию, скорее всего, была обязана соответствующим препаратам.
Сопровождающий подал маме руку. Та приняла ее с грациозным кивком и направилась в церковь. Все проводили восхищенными взглядами ее стройную фигуру.
Я почти не дышала, боясь, что отец испортит волшебство минуты своими комментариями, но он промолчал – только улыбнулся каким-то своим мыслям, потом спохватился и что-то проверил во внутреннем кармане.
– Счастья тебе, детка! – Бабушка убрала в сторону свисавшие со шляпы перья и поцеловала Эмери в щеку.– Сегодня и всегда.
– Готова? – спросил папа.
– Да,– выдохнула я.
– Я не к тебе обращаюсь, Мелисса,– бросил отец.– Эмери?
– Что? А, да-да,– пробормотала Эмери, которая вертела в руках букет из лилий и красных ягод с тех пор, как удалились оба фотографа.
Я взяла ее шлейф, и мы втроем медленно вошли в пахнущий фимиамом полумрак церкви.
Глава 26
Церемония прошла без сучка без задоринки. Мне понравилось, что священник категорически выступил против «Ангелов» Робби Уильямса в качестве церковного гимна, даже в исполнении арфистки, которая училась в той же школе, что и мы.
Церковь смотрелась потрясающе. Горели свечи, светились оранжевые китайские фонари, вился плющ. Я сидела очень прямо, ни на миг не забывая, что где-то позади, среди немногочисленных гостей со стороны жениха, сидит Джонатан.
Вскоре мы снова собрались на улице. Сгущались сумерки, фотографы – теперь к ним присоединился и сердитого вида подросток, представитель местной газеты,– спешили сделать снимки, пока совсем не стемнело.
От слез радости и капель пота мой макияж изрядно пострадал, поэтому, улучив минуту, я отошла под одну из арок, чтобы привести лицо в порядок.
– Как же все было красиво! – послышался где-то за моей спиной голос Габи.
Я замерла. Подслушивать не в моих правилах… но узнать, что же происходит между моими друзьями, безумно хотелось.
– Ага. Красиво,– ответил Нельсон без особого энтузиазма.
И то хорошо, подумала я. Если они и крутят роман, то Нельсон дает ей понять, что пока не готов раскошеливаться на подобные глупости.
Габи вздохнула.
– Ну, так как? Ты уже поговорил с Мел?
Я затаила дыхание. О чем поговорил?
– Нет,– сказал Нельсон.– Пока нет.
– И когда же ты с ней побеседуешь? Когда мы сможем показать ей?..
Что показать? О чем, черт возьми, шла речь? О квартире? О кольце? О фотографии?
– Когда наступит подходящий момент, Габи,– произнес Нельсон.– Она ведь совсем замоталась со своими делами. И потом, я не хочу говорить с ней об этом в присутствии семьи и Джонатана. Надо поговорить один на один.
Что, черт возьми, происходит? Габи действительно решила поселиться у нас? Или они с Нельсоном стали по-настоящему встречаться? О чем Нельсон собирается мне рассказать с глазу на глаз?
Сколько еще неприятных сюрпризов готовит для меня этот день?
Я выскочила из укрытия, вознамерившись догнать друзей, но они уже шли с толпой гостей к машинам – Нельсон обнимал Габи за плечи, как когда-то меня. Мое сердце заныло, и тут я заметила еще одну парочку: папу и Бобси Паркин, на которой было короткое шелковое платьице и нежно-розовый твидовый жакет.
Назревала какая-то неприятность, и я загорелась желанием выяснить, какая именно. Бобси не имела ни малейшего права портить праздник моей сестры. И мою жизнь, кстати, тоже, хотя это она могла запросто сделать, всего лишь шепнув папе на ухо пару слов.
– Сфотографируйте меня с сестрами! – воскликнула Эмери, подскакивая ко мне сзади.
– Неплохая мысль,– отозвалась Аллегра.– С артишоком в человеческий рост я еще ни разу не фотографировалась.
– Привет, Аллегра,– сказала я.
Они с Ларсом прилетели утром и сразу отправились в гостиницу, а оттуда поехали прямо в церковь. Аллегра знала по собственному опыту, что чем меньше общаешься с родственниками, тем лучше отношения.
За годы семейной жизни ее внешность ни капли не изменилась: все тот же бабушкин аристо-кратический нос, те же проницательные голубые глаза и прямые длинные черные, как вороново крыло, волосы. На ней чернела накидка, отделанная красным: Дракула отказался бы от такой, посчитав ее чересчур экстравагантной.
– И вовсе она не похожа на артишок! – возразила Эмери, когда фотографы засуетились, выбирая место.
– Спасибо,– сказала я с благодарностью.
– Скорее, на лук-порей,– хихикнула Эмери.
Я нахмурилась и пожалела, что по доброму совету мамы не выпила вместе с «бакс-физз» таблетку валиума.
По возвращении из церкви начались приветственные речи. На них ушло не больше сорока минут, тридцать восемь из которых беззастенчиво использовал отец, а две оставшиеся – Уильям и Даррелл. Потом заиграла музыка.
Уверена, вам совсем не интересно, о чем разглагольствовал папа. Если коротко: он упомянул о небольших проблемах с желудком у Эмери, отпустил пару непристойных шуточек в адрес каких-то неизвестных медсестер и затронул проблему парламентских каникул. Поблагодарить отец удосужился лишь тех, кто предложил свои услуги бесплатно.
Я старалась сидеть с каменным лицом, но у меня это плохо получалось. Мой папаша отпетый негодяй, но слушать его бывает занятно.
Слов благодарности от него я почти не ждала, однако, когда отец, ни словом не упомянув о моей роли в подготовке празднества, закончил речь и грузно опустился на место, почувствовала жгучую обиду.
И тут же сказала себе: сегодня ведь самый счастливый день в жизни Эмери. Ее лицо светится, а лучшей награды нельзя и желать.
Стоя у огромного стола со сладкими блюдами, я утешалась вторым куском шоколадного пудинга, когда на мое плечо опустилась чья-то теплая рука.
– Целый вечер ищу вас! – послышался знакомый голос.– Где вы были?
Я чуть не подавилась пудингом.
Все это время я умышленно избегала встреч с Джонатаном, четко понимая, что не смогу вести себя с ним как подобает.
И потом, платье фасона «лук-порей» сидело на мне не самым лучшим образом.
– Добрый вечер,– сказал Джонатан, целуя меня в щеку.– Могли бы и поздороваться. Вас было невозможно поймать. Много дел?
Я не знала, что сказать. В темном костюме и галстуке, со слегка растрепавшимися волосами и ярко-розовым цветком в петлице Джонатан был необыкновенно хорош собой.
